Я — посудомойка, раб кухни
И спи, и отдыхай
Есть хорошая русская сказка: пришла как-то баба к богачу проситься в услужение. Тот повел ее по хоромам, показывает фронт работ.
Это. Говорит, сени (коридор, по-нынешнему). Тут почти ничего делать не надо: лишь развесь хомуты, утварь всякую по стенам, да почисти ее перед этим старательно, да стены поскобли, чтоб бревна как следует выглядели. Ну, пол конечно тоже до белизны надрай. Половики вытряси, выполощи, расстели аккуратненько. А потом, что ж, спи-отдыхай. Перед этим только хозяйские комнаты в порядок приведи. Их у нас семь всего. Окна, потолки, стены, пол, мебель вымой, постели пуховые, как облако, взбей. Да одежду вычисти, выглади. Спи потом, отдыхай. Про кухню я уже не говорю. Здесь и вовсе делать нечего. Посуду в трех водах перемой, кастрюли, самовар до зеркального блеска вычисти, крупу в мешках перебери, дров наноси, золу из печки выгреби, печку побели, обед-ужин на двадцать человек приготовь. Приберись потом как следует и спи, отдыхай. Да не забудь сбегать во двор, скотникам пособи лошадей покормить, навоз из хлевов вынеси, коров подои, овец постриги, свиньям варево свари и после спи-отдыхай. Как видишь, ничего почти делать не нужно, только спи и отдыхай. И за это я заплачу тебе за год рубль. Сто годов — сто рублев. Богатой станешь!…
Умная сказочка всплыла в памяти, когда я на секунду прижалась мокрой от пота спиной к холодному кафелю. Вот я и дождалась первой пражской «працы». Вокруг простиралась «моя» территория: необъятная кухня, где-то дальше длинная круглая витая лестница со служебным туалетом наверху, лифт для подъема на улицу мусорных контейнеров. С другой стороны — мойки, мимо складов, туалеты для посетителей ресторана. Все это мыть, чистить, поднимать, собирать, загружать, вытирать насухо и раскладывать по местам я должна была в процессе 12-часовой смены. Одна. Посудомоечная машина отказывалась включаться беспрерывно. Моих рук катастрофически не хватало. На стойке не убывала гора тарелок, ложек, сковородок, кастрюль. Мойку заволокло горячим паром, под ногами хлюпала вода. Такого ада я, сидя дома, предвидеть не могла. Вспомнились некстати школьные уроки и рассказы о капиталистической эксплуатации. Теперь я поняла, почему в России когда-то произошла революция. Мы не рабы! Рабы не мы!…
— Пани-и, проси-им! — противно закричал кухор и я рванулась за новой партией грязной посуды. Кухор что-то пролепетал по-чешски, пока я не убежала.
— Пардон, не разумею.
Кухня дружно загоготала мне вслед.
— Попались бы вы мне дома, — мельком подумала я. Сил не хватило даже разозлиться. И сюда я так стремилась попасть!
Когда накануне вечером какой-то незнакомый парень привез меня показать рабочее место, я была почти счастлива. Подошло к концу тягостное ожидание, наступила определенность. От радости я утром примчалась в ресторан за 40 минут до смены. Хотелось подготовиться, осмотреться внимательно, наивное советское воспитание! Все 40 минут я в одиночестве простояла у закрытых дверей заведения. Со стороны менеджера это геройство в плюс мне, конечно, не пошло. Добросовестность здесь определялась исключительно по факту: валяются бумажки в туалете или нет, надраена посуда или не надраена. То, что у работника не десять рук, и он иногда не в состоянии везде хорошо успеть, в расчет не бралось.
Как личность, меня вообще в ресторане никто не воспринимал. Я отвечала, чем могла: включив второе дыхание, драяла пол и посуду, пробегая без задержки мимо поваров, как мимо пустых мест — не подняв глаз, не улыбнувшись, стараясь не задеть, чтоб не «зазвенело». Если я для вас никто, то и вы для меня тоже самое: вы для меня тоже никто, и звать вас никак. И плевать, что на вас это вроде не действует. Как пела когда-то Марлен Дитрих: «Это носится в воздухе!» Однажды вы почувствуете, что своим хамским пренебрежением к человеку, делавшему на кухне самую черную работу, вызывали только омерзение.
На третьей смене я внезапно услышала вежливую просьбу: «Марина, принеси, пожалуйста, ведро с яром». Сильный акцент, но по-русски, и на «вы»… Остановившись, как вкопанная, я недоуменно впервые посмотрела в лицо повара. Чернявый молодой человек, с эспаньолкой.
— Здрасьте…
— Меня зовут Лойче, я венгр и знаю русский язык, — улыбнулся он.
— Очень приятно, сейчас принесу ведро.
Прости, Лойче, что я не ответила на твою улыбку! Поверь — я ее оценила по достоинству. Но ты появился на кухне так поздно — на третий день, когда во мне уже все окаменело. Даже сердце. Прости! Я на всю жизнь сохраню благодарность за твою тихую вежливость. Знай, это носится в воздухе! Величие каждого Большого человек проявляется в том, как он общается с Малыми людьми, — говаривал классик.
А работы на кухне, между тем, не убывало…
Дело пражских посудомоек
У женщины должны быть красивые руки… Я не хочу этого знать, потому что я уже не женщина. Я — посудомойка, раб кухни престижного ресторана в центре Праги. За десять рабочих смен большинство правил нормальной жизни оказались для меня вычеркнутыми… Из периода моей чешской жизни, надеюсь. Но руки! На них страшно смотреть. До самых локтей кожа покрылась зудящей сыпью. Ногти стричь не приходится — они крошатся, как бракованная слюда. Ладони вспухли и покраснели. С лица отлетают чешуйки отсыхающей кожи. Сколько мне лет? Когда-то, до ресторана было сорок по паспорту, тридцать по виду. Теперь я стремительно приближаюсь к пятидесяти. Не стану на себя смотреть! Как Скарлетт в «Унесенных ветром», а об этом я подумаю завтра или послезавтра… Но главное, не буду думать, что душа моя тоже дряхлеет. Я — пражская посудомойка, мне нужно много сил, чтобы продолжить начатое дело.
А сколько же нас здесь таких, вкалывающих за 40 крон в час на кухнях великолепной Праги? Сто тысяч? Больше? Меньше? Не суть важно, но подсчитать при желании можно. Включите в счет (по-чешски учет, какое подходящее в данный момент слово!) все столичные и пригородные рестораны, пиццерии, отели с примыкающими к ним барами, кабаре, казино и прочими приятными заведениями, умножьте их хотя бы на два — и вы получите приблизительное число украинских и русских баб, гробящих свое здоровье на пражском лоске, блеске и чистоте… Редкая чешска-словачка согласится стать кухонной рабыней! А, согласившись, сбежит через день от ада непосильного и бесконечного труда. Русские и украинцы не сбегают… Наоборот, всеми правдами и неправдами пробиваясь через кордон, мечтают об этих чудовищных кухнях. Ведь работа за границей сулит деньги — мизерные по местным меркам, но вполне приемлемые по меркам России и, особенно, Украины. Вот и гробят себя несчастные бабы, бросив мужей, детей, родителей, ради трех сотен долларов, которые переправляют потом домой: кормитесь родимые!
Неласкова Прага к эмигрантам, но Москва и Киев еще неласковее…
Существование пражских посудомоек непомерно утяжелено еще и «экземной» коркой, так называемых, клиентов. Со стороны кажется — куда без клиента денешься? Только он может подыскать работу, место на кухне. Он держит в руках множество веревочек, за которые то и дело дергают его оставшиеся без черных жинок-работниц чехи.
— Эй, мафиозо, жинку пришли! — кричит в телефон чех. Объем и характер не оговаривается. Какая разница? Была бы жинка, а работу навалят всякую. Сломается — не страшно, на ее место тут же отыщется другая. За поставку жинок на черный рынок труда клиент получает половину заработка каждой. Но этого ему зачастую не хватает. Привольное житье требует денег — казино, девочки, прочее — по надобности, и потому клиент, не особенно мучаясь совестью, просто растрачивает на собственные нужды месячный заработок жинки.
— Слушай, Катя, у чеха были проблемы, он пока не расплатился, — врет клиент женщине. — Так что потерпи.
— Вань, дорогой, как же я без денег? Кредит на телефоне закончился и проездной нужно купить, за квартиру скоро платить. Да и жрать, в конце концов, хочется! У дочки день рождения, на что подарок купить?
— Обойдется твоя дочка, не сахарная. Ну, нет денег, что я сделаю. С хозяином квартиры я договорюсь, а на проезд вот тебе 200 крон. От себя отрываю.
— Спасибо дорогой Ваня, так я жду!
— Жди, Катя, жди…
И ждет бедная Катерина месяц-другой, чтобы потом, отчаявшись, перейти к другому клиенту. Другого выхода нет, кому она пожалуется на Ваню — чехам или пойдет в свое родное Посольство? Нет, рабсила в Чехии беззащитна! Все, естественно, честно заработанные ею деньги остаются у Вани. Чтобы жинки окончательно не разбежались, Ваня, конечно, им платит, но периодически, ссылаясь на якобы нерадивого чеха… Нарушает, естественно, договоренность, в собственную пользу. И с плохо скрываемым презрением косится на красные от воды и «Яра», в синяках и ожогах, руки закабаленных женщин. Впрочем, какие они теперь женщины… Рабсила!…
Т.Ксенина